Возможно, конечно, что с этой информацией ОСА не сделает ничего, но скорее всего она пустит ее в массы и разожжет политический скандал, который заставит правительство командора принести официальные извинения и пойти на дипломатические уступки. Ведь разрыв торговых отношений или, хуже того, война Федерации не нужна.
В общем, в данный момент командор занимался исправлением своей же ошибки: сдерживал флот ОСА и отвлекал корабельные ресурсы поисковиков. Пока шел активный бой между двумя флотилиями, к «Сердцу Эльвы», обходя ее по широкой дуге, летел корабль-призрак с ультрасовременными андроидами на борту.
Новейшая разработка Федерации с большой долей вероятности позволит команде роботов-невидимок состыковаться с «Эльвой» и, если потребуется, с боем пробиться в карцер, в котором был заключен лейтенант. Лейтенанта следовало ликвидировать даже такой невероятно большой ценой.
Жаль, конечно, парня — вряд ли он успеет понять и оценить оказанную ему честь умереть за Родину, но война есть война. Тем более что командор и сам, скорее всего, погибнет в этом бою.
— Командор, — раздался в микронаушнике голос старшего помощника, — корабль-призрак успешно пристыковался к обшивке колосса. Командир андроидов доложил о начале операции проникновения.
— Хорошо. Добивай поврежденные корабли и — уходим.
— Есть, сэр.
На центральном мониторе флагмана началась трансляция запуска сверхтяжелых торпед — медленно вылетев из ракетных шахт, они быстро набрали скорость и вонзились в тела трех фрегатов — израненных, но еще не уничтоженных вражеским огнем. Их капитаны, еще не сообразив, что атакованы своими же, забросали руководство докладами о торпедной атаке, но связь тут же оборвалась — торпеды внутри их кораблей синхронно взорвались и превратили фрегаты в облака плазмы и обломков.
А весь оставшийся флот, состоящий из флагмана и пары истерзанных крейсеров, не обращая внимания на продолжающийся обстрел, включил временные двигатели и поспешил покинуть сектор. Про уничтоженные крейсеры никто не вспомнил, а если и вспомнил, то предпочел об этом не думать, понимая, что следующий залп орудий «своих» может поразить уже его корабль. Война есть война, а партизанская война и того чернее. Те, оставшиеся без возможности запустить гипервременные двигатели, крейсеры были бы отчетливым доказательством принадлежности их к Федерации, а их экипажи — первоклассными свидетелями.
И, проходя сквозь время, держась за поручни из-за сильнейшей вибрации, седой командор делал вид, что слушает песнь металлического чрева корабля, но на самом деле он размышлял о своей ошибке. Надо было сразу уничтожить этот колосс…
Его судьба в этом случае сложилась бы совсем по-другому: вернулся бы на родину героем, а не жалким унылым стариком. Почему он не удовлетворился уже имеющимся грузом? Захотел вернуться еще раз… жадность, проклятая жадность!
Командор неожиданно вспомнил, о чем думал, покидая тот колосс, печально улыбнулся и прошептал:
— Теперь я точно никогда не пройдусь по твоим палубам, да и называя тебя мертвым, поторопился…
Помощники, до этого старавшиеся не смотреть в его сторону, бросили на командора растерянные взгляды и переглянулись между собой.
Первым делом меня, как кильку из банки, извлекли из бронедоспеха с помощью ремонтных роботов. Затем, словно не замечая моих попыток высвободиться, солдаты по команде ученых уложили меня на нечто похожее на больничную каталку, и повезли по бесчисленным коридорам.
Шевелиться и вертеть головой я не мог — невидимое давление надежно удерживало мое тело в горизонтальном положении. Кроме потолков, регулярно сменяющихся переборками, когда меня провозили через шлюзы, в поле зрения иногда попадались чрезвычайно довольные физиономии людей в белых одеждах — проклятые ученые радовались возможности поразвлечься и препарировать попавшего к ним в руки лягушонка, как злобные дети.
— Подонки! — вновь крикнул я, но похоже и в этот раз никто не обратил на мой возглас внимания.
Минут через пять мы были на месте, я понял это по тому, что ученые отправили сопровождающих солдат в лабораторию номер семнадцать — ту, что была на карантине, — якобы за каким-то оборудованием, при этом нагло заявив, что с «кроликом» в клетке справятся и сами.
Солдаты удалились, а яйцеголовые, игнорируя все мои попытки вступить с ними в контакт, стали включать везде какие-то приборы, подкатывать какие-то тележки с торчащими из них толстенными проводами. От урчания все новых и новых пробуждающихся «компьютеров» меня все больше пробирал мороз — уж лучше бы эти изверги раскладывали передо мной хирургические инструменты!
— Ну что же, можно начинать! — сказал кто-то, находившийся вне поля зрения. — Коллеги, вам оказана честь присутствовать на завершающем этапе операции, начатой почти двадцать пять лет назад. Сегодня мы подтвердим или опровергнем самую скандальную теорию последнего столетия о возможности соединения генов типа А и С. Но не будем мечтать о том, что принесет Аливрии наше открытие — ведь оно еще не свершилось. Начинайте процесс реблокации — спящий в объекте геном должен проснуться… Да где же эти солдафоны? Впрочем, они не особо и нужны…
— Да вы… что вы, черт побери, задумали?! — снова заорал я.
— Кто-нибудь, успокойте объект.
— Нельзя. Лишняя химия в организме может привести к погрешностям… Можно сделать кляп.
— Ладно, не надо. Просто заткнись, ублюдок, — произнес выросший надо мной ученый.